Июльское наступление биржевых «медведей» на нефтяные цены проходило под громкие заявления иранских министров, обещавших после снятия нефтяного эмбарго нарастить добычу нефти на 1 млн барр./сут. Эти сообщения сразу вызвали у меня определенное недоверие. Но сначала немного истории.
США и ЕС ввели запрет на импорт нефти из Ирана с 1 июля 2012 г. Некоторые страны, в частности, Великобритания, оговорили для себя исключения (сокращение закупок вместо полного их прекращения). Для Ирана это вовсе не было катастрофой. Доля поставок в ЕС составляла примерно 20 % его нефтяного экспорта, на нее было несложно найти других покупателей. Но уже через 9 месяцев США исключили 10 стран ЕС и Японию из списка присоединившихся к эмбарго. Иран, однако, не возобновил поставок, а наоборот, заявил, что сам вводит эмбарго на экспорт нефти в ЕС. Таким образом, все прошедшие три года практически никто не мешал Ирану торговать своей нефтью на экспорт.
Гораздо сильнее, нежели эмбарго, на добычу нефти Ирана повлияли экономические санкции. Были заморожены иранские активы в западных банках, запрещено инвестирование и кредитование, страхование танкерных перевозок, передача технологий, поставка комплектующих изделий и вообще любая работа там западных компаний. Иран еще до санкций пытался привлечь в качестве инвесторов китайских и российских подрядчиков, но контракты заключались трудно, а бурение шло еще труднее. В этих условиях добыча нефти в Иране реально сократилась на 0,7 млн барр./сут (см. рис.1).

Рис.1



Обзорная карта иранской нефти приведена на рис. 2, а в таблице показаны начальные запасы некоторых крупных месторождений.


Рис. 2.




Иранские месторождения образовались в результате мощных тектонических процессов. Нефть здесь содержится преимущественно в трещинах горных пород. Почти все они содержат газовые или газоконденсатные шапки. Это существенно осложняет добычу, поскольку форсирование отборов может привести к прорыву газа к забою скважины, в этом случае поступление нефти многократно сокращается. Именно поэтому коэффициенты нефтеотдачи иранских месторождений сравнительно невелики, в пределах 20-35 %.
Крупнейшее месторождение Агаджари открыто в 1936 году и сейчас выработано на 82 %. Его размеры 60х6 км, нефтяные пласты залегают на глубинах 1400-2600 м. В 1978 г. здесь работало всего лишь 60 скважин, которые в сумме добывали за год 31,4 млн т нефти, средний дебит скважины составлял огромную величину 1430 т/сут. Более поздняя информация в доступных источниках отсутствует.
Месторождение Марун введено в эксплуатацию в 1965 г. Его размеры 50х7 км, нефтяные пласты залегают на глубинах 2700-3350 м. В 1985 г. на месторождении работали 55 скважин, накопленная добыча составила 670 млн тонн. Из последних сообщений (2008 г.) следует, что вокруг Маруна тоже есть нефтяные ловушки, но продуктивность скважин там примерно в 10 раз ниже.
Сложнее обстоят дела с недавно открытыми месторождениями. Азадеган официально введен в эксплуатацию в 2007 г. и рассчитан на проектную мощность 260 тыс. барр./сут. Пока же достигнутый уровень в 5 раз ниже. При таких отборах объявленные запасы (1,2 млрд. т) придется добывать в течение 480 лет.
Месторождение Ядаваран по оценке иранских специалистов имеет потенциал 300-400 тыс. барр./сут. Однако текущая добыча составляет 25 тыс. барр./сут. Китайская Sinopec планирует увеличить ее вчетверо лишь в 2018 г.
Информация о шельфовом месторождении Фирдоус ограничивается несколькими сообщениями. Похоже, газовый пласт там имеется. Про нефтяной пласт серьезных данных нет, только декларация. Наиболее крупным из шельфовых месторождений является Абузар, а в целом на шельфе добывается около 700 тыс. барр./сут.
Как видите, Иран не балует нас информацией о последних открытиях. Поэтому приходится ориентироваться на скудные факты: данные о добыче, точнее, о ее падении.

Что же мешает Ирану при таких крупных запасах (21,7 млрд. т) стабилизировать и даже наращивать добычу? Тут возможны три группы причин.
Геологические проблемы. Декларируемые запасы нефти могут быть существенно завышены. Эта тенденция сильно распространилась в последние годы. Членам ОПЕК завышать запасы особо полезно, потому что пропорционально им они себе устанавливают квоты на добычу. Но вряд ли именно эта причина решающая. Даже если мысленно сократить общие запасы Ирана вдвое (до 11 млрд. т) из них вполне можно отбирать 5 млн барр./сут.
Техническо-экономические проблемы . Они сложнее. Главную порождает газ, который содержится в газовых шапках. Во-первых, он не позволяет на полную катушку открыть задвижки, ибо тогда скважины и будут фонтанировать одним газом. Во-вторых, даже при аккуратном отборе, газа все равно много, и его попросту некуда девать. Лет 40 назад, когда добычу в Иране вели западные компании, более 70% газа просто сжигалось. Новая власть постепенно прекратила это безобразие, и сейчас Иран ежегодно потребляет 170 млрд м3, а еще 32 млрд м3 газа закачивает в нефтяные пласты как бы для повышения нефтеотдачи. У Ирана к тому же огромные запасы газа в Персидском заливе; если бы у него была возможность откачивать газ по трубопроводам, он бы сразу решил массу проблем. Но на западном направлении идут военные действия, а на восточном у Пакистана и Индии низкие цены по причине бедности их народов.
Для закачки газа в пласт необходимы аппараты его предварительной очистки и компрессорные мощности; все это ведет к усложнению и удорожанию промыслов. Иран утверждает, что 70 % нефтяного и 90 % газораспределительного оборудования он изготавливает на своих предприятиях, но для компрессоров и турбин там производятся только детали. Ситуация усугубляется хронической нехваткой денег: при годовой выручке от экспорта нефти $55-63 млрд потребность в инвестициях сами иранцы оценивают в $150 млрд.
Проблемы партнерства. На мой взгляд, они наиболее существенны. Конституция Ирана запрещает передачу недр частным лицам и иностранным компаниям; соглашения о разделе продукции также не разрешены. Главным и единственным нефтедобытчиком является Национальная иранская нефтяная компания NIOC, а уж она может привлекать инвесторов для освоения месторождений. Всю добываемую нефть инвестор обязан продать государству, которое возмещает ему прошлые затраты с оговоренным процентом прибыли (12-17 %). Это напоминает наш договор подряда, когда подрядчик выполняет работу на свой страх и риск, за свои средства, а расчет производится по конечному результату. Государство также ставит инвестору другие условия, в частности, более половины поставок должны выполняться иранскими предприятиями.
Система эта для инвестора чревата большим риском. Освоение крупных нефтяных блоков требует 7-10 лет, и все эти годы он обязан вкладывать свои средства. Часто бывает, что месторождение слабо разведано; в этом случае появляются «сухие» скважины и соответствующие убытки. Задержка выполнения графика работ грозит инвестору разрывом контракта, именно так и случилось с Газпромом на месторождениях Бушган, Каки, Кухмонд, с Татнефтью – на месторождении Загхех и китайской CNPC на Южном Парсе и Южном Азадегане. На последнем месторождении CNPC за три года смогла пробурить только 7 скважин из запланированных 185 стволов. Ранее из других проектов вышли также японская и малазийская компании.
Понимая, что нынешние жесткие условия для инвесторов непривлекательны, Иран в прошлом году подготовил иную схему взаимодействия, так называемый интегрированный нефтяной контракт. Он предусматривает участие инвестора в разведке и разработке месторождения на срок до 25 лет и долевое распределение доходов подобно разделу продукции. Дальнейшая его судьба пока неизвестна.
Резюме. Благодаря величине своих запасов Иран имеет потенциал роста добычи нефти до 5-6 млн барр./сут, а возможно, и выше. Однако для этого понадобятся крупные инвестиции и техническое перевооружение отрасли. Ни то, ни другое завтра в стране не появится. Поэтому я не ожидаю радикального роста добычи нефти в Иране в течение ближайших 2-3 лет.

Прочие события – кратко.
В Москве состоялась встреча генсека ОПЕК Абдаллы Салем эль-Бадри с главой российского Минэнерго Александром Новаком. Стороны выразили надежду на стабилизацию нефтяных цен в будущем году. На мой взгляд, идет прощупывание позиций перед осенней конференцией ОПЕК. Думаю, пока вопрос стоит не о сокращении квот, а в том, чтобы выступить единым фронтом.
Крупные нефтяные компании сократили свои инвестиционные планы на $200 млрд. Само по себе это событие не из выдающихся, при низких ценах – сократили, вырастут цены – добавят. Существенно, что половина этих проектов находятся на глубоком шельфе Африки и Америки, там скважина обходится в $40-50 млн. Мексика не нашла инвесторов даже на мелководные участки, а конкурс на глубоководный шельф отменила. Также пострадали канадские нефтяные пески.
Котировки brent на разговорах о сказочных перспективах по Ирану на прошлой неделе трижды пытались пробить сильную поддержку $52,5, и в последний день месяца им это удалось. Закрытие произошло по цене $51,79, и формально это означает рождение падающего тренда. Никаких фундаментальных оснований для него нет. Коммерческие запасы нефти в США сократились на 4,2 млн барр., добыча за неделю упала на 140 тыс. барр. Котировки brent демонстрируют сильную перепроданность на всех графиках, от часовых до месячных. Налицо типичная спекуляция. В первых числах августа состоится отскок цены вверх, а дальше? Дальше будем ждать новых событий.